Акцент на авангардные партитуры – важная отличительная черта «Евразии» и ее несомненное достоинство. Большинство выбранных участниками фестиваля опусов – это сочинения, которые никогда прежде не исполнялись в Екатеринбурге, благодаря чему сам формат серии мероприятий целесообразно рассматривать как деятельность с уклоном в просветительство. Для среднестатистической публики – не только регионов, но и двух столиц – раритетная музыка все еще остается Terra incognita. Встреча с ней в стенах большого концертного зала зачастую проходит в рамках специальных проектов (яркий пример – «Другое пространство» в Московской филармонии), хотя попыток изменить ситуацию предпринимается достаточно. Европейский музыкальный мир давно оценил преимущества (в том числе и коммерческие) и надежность схемы совмещения в одной программе «вечной классики» и актуальной музыки, но у нас, к сожалению, она все еще не отлажена.

Свердловская филармония учитывает эти риски, поэтому действует гибко: с одной стороны, не идет открыто на поводу у спроса и вкусов, предпочитая работать со своей аудиторией в ином ключе – развивать ее слушательский опыт и предлагать что-то отличное от привычного; с другой, – готова на некоторые уступки – например, встраивать в программу фестиваля, помимо изысков для продвинутых меломанов и профессионалов, кассовые выступления титанов российского исполнительского искусства. В нынешнем году Екатеринбург вошел в число городов Сибирского турне Михаила Плетнёва с РНО, что удачно вписалось в фестивальную концертную сетку. Но и тут были свои тонкости.

Михаил Васильевич – один из немногих пианистов в мире, предпочитающих авторскую редакцию Первого концерта Чайковского общепринятой, «конкурсной», сделанной Александром Зилоти после смерти русского классика и более ста лет остающейся приоритетной для многих современных исполнителей. Непохожесть версий – не только в нюансах, но в самом настроении произведения. Вместо пышной торжественности, величественной картинности и декламационности – неожиданная лирика, мерцающая дымка. Плетнёв обращается к неидеализированному Чайковскому, без ретушей и домысливания, и, кажется, что именно эта редакция, с ее распевностью и меланхоличной отрешенностью, в большей степени подходит темпераменту Плетнёва, умеющего создать нужную интонацию даже из одной единственной ноты.

Симфоническая сюита Римского-Корсакова «Шехеразада», которую Российский национальный оркестр приберег для второго отделения концерта, привнесла в атмосферу вечера легкую ориентальную пряность. Дирижер Станислав Кочановский дипломатично и старательно взаимодействовал с оркестром Плетнёва, а Татьяна Поршнева, исполнявшая соло скрипки, добавила сюитному образу восточной красавицы почти телесной опьяняющей обольстительности.

Публика Свердловской филармонии дисциплинированно заполняла ряды и в другие вечера. Желающих послушать немецкий фортепианный дуэт Андреаса Грау и Гётца Шумахера нашлось достаточно, хотя именно этот концерт стал для многих крепким орешком нынешней «Евразии». Пианисты спустя много лет вернулись в Екатеринбург с проверенной временем и записанной на диск в 2013 году космологической, философско-музыкальной композицией «Космос». Это название Грау и Шумахер трактуют как «порядок вещей». Но то, что делает программу особенно захватывающей, – выявление связей между очень разными авторами.

Проиллюстрированный «живыми» (и довольно неоднозначными) фантастическими проекциями видеохудожника Штефана Бёме, «Космос» разделил зал на «своих», для кого эксперименты со звукоизвлечением в XX веке вполне привычны (речь о «Небесной механике» Джорджа Крама) и не вызывают острого желания бежать прочь, как от Голема; и на «чужих», кто все же не сумел по ряду причин оценить по достоинству редкое разнообразие акустических возможностей рояля, продемонстрированное немецким тандемом чуть больше чем за час времени. Здесь хочется отметить, что в более скромном по размерам зале (таком, как Otto-Werner Saal в берлинском Концертхаусе, например), в присутствии знатоков и ценителей, «Космос» получился бы спокойнее, без суеты парочек, стремительно покидающих концерт до его окончания. Хочется верить, что сгладить эти моменты удастся в новом современном кластере, который обещают филармонии через три года, к юбилею Екатеринбурга (о проекте строительства нового комплекса Свердловской филармонии читайте на сайте muzlifemagazine.ru).

Программа, составленная Грау и Шумахером, была продумана до мелочей. Движение от одного фрагмента композиции к другому происходило по эллиптической орбите через систему концентрических колец: от «Образов слова Аминь» Мессиана через космические танцы «Небесной механики» Джорджа Крама, «Игр» Куртага, к двум знакам из «Зодиака» Штокхаузена, трем из семи пьесам цикла «Микрокосмос» Бартока, чтобы достичь «Космоса» Этвёша – одновременно пункта назначения и поворотной точки путешествия. Возвращение происходило по другой орбите, в которой разделенные на части пьесы обрели завершенность, целостность.

В центре этой изобретательной программы возвышалась давшая ей заголовок ранняя пьеса Петера Этвёша «Космос» для фортепиано соло. Написанная семнадцатилетним композитором за три дня как спонтанный ответ на известие о полете Юрия Гагарина и пересмотренная в 1999-м, в версии для двух фортепиано, она за неполные пятнадцать минут последовательно моделирует этапы эволюции Вселенной после «Большого взрыва»: космические формы становятся все более сложными, и пространство достигает своей максимальной точки расширения, после чего начинается обратный процесс сжатия и подготовка к следующему «Большому взрыву». Пьеса обрывается в шаге от него. Эффектными музыкальными средствами Этвёш моделирует полный цикл возникновения и исчезновения галактики в полном масштабе. Долгая трель в высоком регистре – музыкальная метафора «Оси зла», вокруг которой происходит ориентация всей структуры постоянно колеблющейся Вселенной; прорывающие музыкальное пространство аккорды – подобие комет.

Связующей нитью для всех звеньев этой атмосферной программы стала идея бесконечности пространства, безвременья, заброшенности и одиночества. В тональной мелодии «Венгерской народной песни», в Perpetuum mobile и Ostinato Бартока сквозит меланхолическое настроение. Оно же возникает в мотиве из «Klänge der Nacht» Бартока, процитированном Этвёшем в «Космосе». Куртаг и вовсе посвятил этой теме целый раздел «Игра с бесконечным» в своем фортепианном цикле.

Как в любом качественном научно-фантастическом фильме одиссея во Вселенной в конечном счете превращается в испытание человеческого духа. Однако для части екатеринбургской публики процесс погружения в философские глубины прервался на упомянутой выше «Небесной механике» Джорджа Крама из серии «Макрокосмос». Здесь сложность ритмического рисунка превалирует над аскетичным мелодическим содержанием, встречаются аллюзии на Мессиана, слышатся отголоски «Весны священной» Стравинского. Крам писал для «расширенного фортепиано», и по меркам конца 70-х примененные им звуковые эффекты воспринимались как новаторские: следуя указаниям композитора, пианисты использовали не только клавиши, но также струны, играя на них пиццикато или глиссандо подушечками пальцев или ногтями, хлопая и стуча по ним, издавая звуки, похожие на арфу или же имитируя оркестр гамелан. Грау и Шумахер творили что-то необыкновенное, извлекая из рояля совершенно внеземные звуки. Жаль, что не все в зале оказались готовы получить подобный опыт.

Обоснованная в выступлении Грау и Шумахера идея непрекращающегося космического созидания и разрушения, бесконечного обновления, несущегося в вечность времени, игры Вселенной, достигла своего апогея в последнем концерте фестиваля – в исполнении самой масштабной симфонии XX века – «Турангалиле» Мессиана, которая до сих пор считается особым феноменом в современной музыкальной литературе. Выбор произведения, его масштаб и экзотичность добавили «Евразии» амбициозности, но вновь вскрыли проблемы самой площадки – несоразмерность грандиозного замысла параметрам зала. Если для Piano Duo хотелось камерности, то в случае с мессианским исполином, наоборот, пространства большего объема, способного справиться с плотной звуковой массой.

Но это частности. Полноформатная десятичастная «Турангалила» без сокращений – событие экстраординарное для российского музыкального ландшафта, поэтому ее исполнение в Екатеринбурге местными силами – Уральским филармоническим оркестром под руководством Дмитрия Лисса – автоматически попадает в ряд исключительных. Значимости добавило участие лучшего в мире интерпретатора фортепианных произведений Мессиана – Пьер-Лорана Эмара, чьи трактовки всегда аналитичны и эмоциональны одновременно – ясны, прозрачны и в то же время глубоки и чувственны. Эмар с горячностью и азартом по памяти исполнял орнитологические каденции. Почти непрерывно звучащей партии фортепиано вторили вкрадчивые, причитающие глиссандо «волн Мартено», на которых играла Натали Форже. Трансцендентное звучание этого редкого электронного клавишного инструмента словно обращено в пространство неизведанного, непостижимого. Стоит отметить, что Екатеринбург добыл «волны Мартено» не на единичный концерт, а с перспективой – уральскую «Турангалилу» услышат этой зимой в московском «Зарядье» (1 февраля) и Концертном зале Мариинского театра в Санкт-Петербурге (30 января). Обе площадки располагают к тому, чтобы прицельно поработать над балансом между оркестровыми группами и солистами.

Прошедшая «Евразия» дала несколько весомых поводов говорить о ней как о трендсеттере, и нет сомнений в том, что прогрессивные взгляды, музыкальная эрудиция, решительность и инициативность, хороший вкус ее организаторов, ориентир на форматы крупных европейских фестивалей позволят ей и в будущем предлагать своей публике интересную, качественную, и – что важно – очень ровную программу, концентрирующую все смыслы фестиваля в один сложный и фундаментальный концепт.

Автор: Юлия Чечикова