Евразия. Музыка неизведанных земель

30 ноября 2017
30 ноября, 2017
Евразия
Фестивали

В Екатеринбурге в четвертый раз состоялся крупнейший в регионе музыкальный фестиваль «Евразия». Среди его участников – дирижеры Дмитрий Лисс, Клеменс Шульдт и Фабио Чиофини, пианисты Пьер-­Лоран Эмар и Герхард Опиц, Мюнхенский камерный оркестр, ансамбль старинной музыки Accademia Hermans, сопрано Роберта Инверницци и другие исполнители международного класса.

Ровно десять лет назад на Фестивале симфонических оркестров мира в Москве триумфально выступил Уральский академический филармонический оркестр (УАФО) под управлением Дмитрия Лисса. Среди участников форума УАФО был одним из двух отечественных коллективов – единственным из регионов – и звучал более чем достойно рядом с оркестрами Франции, Германии, Италии. В те дни, размышляя о месте Екатеринбурга в общероссийском музыкальном процессе и понятии «провинция» как таковом, Дмитрий Лисс говорил: «Если ты ощущаешь себя провинциалом, ты им и будешь... Мы часто провинциальны в силу своей лени. Все зависит от людей и тех планок, которые они себе ставят. Не чувствую, будто мы – провинция; в провинцию не приезжают такие дирижеры, такие солисты. Так что провинция, как и разруха, начинается в головах».

Правоту маэстро подтвердило время: за прошедшие годы Фестиваль симфонических оркестров мира, увы, приказал долго жить, тогда как музыкальные форумы международного класса появились в Перми, Новосибирске, Екатеринбурге. Первым стал как раз Екатеринбург (нынешний формат Дягилевского фестиваля в Перми возник чуть позже): с 2010 года здесь раз в два года проходит Симфонический форум России, метко названный «местом встречи российских оркестров», с 2011-го с той же периодичностью – международный фестиваль «Евразия». Через год и два соответственно оба пройдут в пятый раз – первый полукруглый юбилей! И это не считая того, что в Екатеринбург пришел всемирно известный фестиваль «Безумный день»; что здесь и только здесь с момента отъезда из России не раз выступал выдающийся дирижер Дмитрий Китаенко; что здесь проходил именной фестиваль Геннадия Рождественского; наконец, здесь есть УАФО – один из лучших российских оркестров и базовый коллектив «Евразии».

Шесть лет назад, когда фестиваль только родился, Дмитрий Лисс стал его бессменным художественным руководителем, и основной «удар» принял на себя как раз УАФО: на первой «Евразии» он представил ни много ни мало семь программ. Для одного оркестра это непомерная нагрузка, и на следующих фестивалях УАФО выступал, как правило, в концертах открытия и закрытия, тогда как приглашенных оркестров стало больше: за прошедшие годы гостями «Евразии» стали «Амстердамские барочные солисты», оркестр Лейпцигского радио, Мангеймский филармонический оркестр, Национальный симфонический оркестр Итальянского радио и телевидения, ансамбль «Арпеджиата» и другие. Что осталось неизменным – обязательное присутствие в программах УАФО мировых премьер, в том числе написанных по заказу фестиваля: их уже хватило бы как минимум на один полноформатный концерт. Среди них – сочинения Александра Чайковского, Рене Кёринга, Леонида Десятникова, Тосио Хосокавы, Антона Батагова, Ольги Викторовой.

Еще одно произведение к нынешнему фестивалю написал итальянский композитор Иван Феделе, с 2012 года – директор музыкальной секции Венецианской биеннале. Его трехчастную пьесу UR, украсившую концерт-закрытие, публика приняла благосклонно. В большой степени этому способствовало вступительное слово Дмитрия Лисса, рассказавшего о том, что название UR может и означать you are – «ты есть», – и отсылать к «Уралу» и даже к «уртексту», а также об использовании автором микрохроматики и нестандартных приемов игры. Последняя часть 25-минутного сочинения называлась «К неизведанным вершинам», удачно рифмуясь с великолепной песней для хора с оркестром Воан-Уильямса «К неизведанным землям», открывшей программу. Здесь наконец встретилось несколько выразительных страниц, но вопросов без ответа стало только больше: так ли необходимо Ивану Феделе делить тон даже не на четыре, а на шесть частей – не только ли ради того, чтобы эффектно упомянуть об этом во вступлении к сочинению? Не думал ли он подойти к музыкальному времени экономнее? Для чего ему, наконец, громадный оркестр с шестью пультами первых скрипок, превосходящий составом даже финальное сочинение Брамса?

В итоге своим сочинением автор оказал добрую услугу именно Брамсу: его Второй фортепианный концерт, казалось бы, известный от первой до последней ноты, после UR прозвучал втройне свежо. На наших глазах в звуках реализовалась метафора, которую в свое время Валентин Сильвестров адресовал Карлхайнцу Штокхаузену: «Зима уже кончилась, пора выпускать листочки и цветы». Под мастерским управлением Дмитрия Лисса концерт с каждой частью звучал все совершеннее. Безукоризненное исполнение Герхарда Опица, выдержанное в достойнейших традициях старых мастеров, произвело существенно лучшее впечатление, нежели его сольная программа, представленная двумя днями раньше. Форма Сонаты си-бемоль мажор Шуберта, продолжавшейся 45 минут, никак не складывалась в единое целое, а ее «длинноты» отнюдь не казались божественными. Еще сильнее обескуражила Соната № 2 японского композитора Сабуро Морои (1903–1977).

Формально ее присутствие в программе – между «Детскими сценами» Шумана и сонатой Шуберта – отвечало идее диалога цивилизаций, лежащей в основе «Евразии», по факту же выглядело и звучало как недоразумение. По словам Опица, приведенным в фестивальном буклете, соната создана под очевидным влиянием Хиндемита, но заметить его невозможно: мимо этого сочинения 1940 года как будто прошел не только неоклассицизм, но ХХ век как таковой. Это честная, по-видимому, искренняя и на удивление серьезная попытка написать сонату середины XIX столетия, где были бы слышны и Шуман, и Лист, и Шопен. Иные слушатели усомнились, не является ли Сабуро Морои псевдонимом самого Опица – подобную сонату мог написать или сымпровизировать пианист, специализирующийся на романтическом репертуаре. Однако Морои существовал в действительности и был творчески активен на протяжении более чем полувека, в поздние годы освоив и додекафонию; тем удивительнее, что, будучи уже отнюдь не начинающим композитором, он создал сонату, звучащую «убедительно, как цитата». Едва ли ее спасла убежденная трактовка Опица.

Другой полюс современного пианизма – подчеркнуто антиромантический – представил Пьер-Лоран Эмар. Собственно, и романтиков Эмар – ученик Оливье Мессиана и Ивонн Лорио – играет на свой лад, будто сочинениям Листа или Шумана «известна» музыка ХХ века, на которой вырос этот незаурядный пианист. Нечего и говорить о «Гольдберг-вариациях» Баха, не укладывающихся в какие бы то ни было каноны. Эмар убежден в том, что шедеврам Баха тесно в границах клавишных инструментов его времени, и исполняет их на современном рояле, нисколько не стремясь к «клавесинности», наоборот: в прочтении Эмара «Гольдберг-вариации» сияли всеми красками симфонического оркестра.

Но если это сочинение, по справедливому замечанию маэстро, исполняется слишком часто, включая всевозможные транскрипции, то Этюды Дебюсси звучат существенно реже, чем его же Прелюдии, «Эстампы» и другие фортепианные циклы. Причиной тому, конечно, не только их высочайшая техническая сложность: одно из последних сочинений Дебюсси, Этюды, шире стилистических рамок импрессионизма, и здесь вопрос интерпретации выходит на первый план. Эмар преподнес Этюды как некую сверхмузыку, автора которой не так легко угадать – настолько она революционна. После двух грандиозных циклов едва ли были уместны бисы, а жаль: на московских концертах в эти же дни Эмар играл на бис миниатюры Шёнберга, Булеза, Куртага, и зал слушал их с не меньшим интересом, нежели Бетховена. Впрочем, екатеринбургским дебютом Эмар остался доволен и обещал вернуться; можно помечтать о том, что на следующей «Евразии» он сыграет что-нибудь из своего коронного репертуара, например Мессиана или Лигети.

Зато на нынешнем фестивале Лигети звучал в исполнении Мюнхенского камерного оркестра под управлением Клеменса Шульдта. Пять лет назад коллектив уже приезжал в Россию, дав концерт в Москве, теперь же провел мини-турне по Уралу: помимо Екатеринбурга выступил в Тюмени и Перми, где сыграл симфонии Гайдна и Мендельсона, а также музыку балета «Аполлон Мусагет» Стравинского. Для «Евразии» была приготовлена эксклюзивная программа, идеально отвечавшая идее фестиваля и идеально исполненная: по краям – два абсолютно европейских сочинения, в середине – еще два, символизирующие пересечение культур.

Вначале – увертюра «Гебриды» Мендельсона с головокружительным соло кларнета, в финале – его же «Шотландская» симфония, представшая сплошной россыпью жемчужин от первого аккорда до дуэта фагота с кларнетом в финале. Перед ней – «Румынский концерт» Лигети: кто бы ждал от композитора, чье имя называется в одном ряду с Булезом, Лютославским и Ноно, обаятельного подражания Бартоку, под которое впору пуститься в пляс! Еще одна шкатулка с секретом – Камерная симфония № 1 корейско-немецкого композитора Исана Юна. Ее облик вначале выглядел вполне романтически – горестно вздыхали виолончели, волновались скрипки и альты, – незаметно двигаясь в сторону абсолютно инфернальных созвучий, напоминающих о корейских корнях автора.

Небольшой коллектив из струнных, двух гобоев и двух валторн словно иллюстрировал жутковатую восточную сказку, но в то же время оставался образцовым европейским камерным оркестром, который судьба занесла на границу Европы и Азии. Еще теснее сплелись эти две стихии в концерте китайско-европейского проекта «Диалог», где Линлин Юй (Швейцария – Китай) играла на пипе в сопровождении французских и екатеринбургских струнников. Звучала самая разная музыка, от китайских народных мелодий до Чайковского и Тан Дуна. Днем позже прошел, вероятно, наиболее экзотический вечер фестиваля: с музыкой и танцами суфиев публику познакомил ансамбль Шейха Хамеда Дауда из Сирии. Еще один вариант самой что ни на есть пестрой смеси был представлен на концерте-открытии, где соседствовали японец Тору Такемицу и француз Клод Дебюсси, а пару «Скифской сюите» Сергея Прокофьева составило сочинение его внука Габриэля – Концерт для «вертушек» с оркестром, где солировал диджей Switch. Где еще возможно подобное?

«Идея фестиваля возникла благодаря расположению нашего города на границе Европы и Азии, – размышляет Дмитрий Лисс. – От темы диалога двух цивилизаций нам в России никуда не деться. Татаро-монгольское иго в культурном смысле было многовековым контактом двух цивилизаций, двух философий, двух ментальностей. Сколько в нашей ментальности от западной цивилизации, а сколько от восточной? Я глубоко убежден в том, что Россия – европейская страна, но многовековое сосуществование с восточными цивилизациями не могло не наложить отпечатка на национальные архетипы. Этот диалог продолжается очень интенсивно, он неисчерпаем. Свое название фестиваль носит по праву – уже потому, что родился и проходит именно здесь».

Источник: Играем сначала

Другие публикации

Решаем вместе
Сложности с получением «Пушкинской карты» или приобретением билетов? Знаете, как улучшить работу учреждений культуры? Напишите — решим!